Валерия Гай Германика и Октавия: Октавия, дочь Валерии
31.10.2019СЧАСТЛИВЫЕ РОДИТЕЛИ Рождение дочки Октавии 4 года назад стало особенным этапом вашей жизни?ВАЛЕРИЯ ГАЙ ГЕРМАНИКАДа в жизни вообще всё − этапы. До меня же рожали женщины миллионы лет и особого значения этому не придавали… И потом, знаете, у меня тогда такой сложный период случился, что мне было не до восторгов и анализа ситуации − я думала, как со всем этим справиться. Мне было 23 года, и я не очень четко представляла, как одной все организовать: свою жизнь, работу, жизнь ребенка, жилищные условия. Все было очень непонятно, поэтому в каком-то глобальном плане я о рождении ребенка просто не задумывалась. А думала о том, что делать, потому что оказалась одна с дочкой, без мужа. Хотя, конечно, мне очень помогали тогда и помогают сейчас мои родители.
С.Р.Валерия, вы вплоть до родов работали над фильмом «Все умрут, а я останусь»?В.Г.Г. Я не прерывала работы всю беременность и даже, когда уже была дома, работала дистанционно. Родила, когда было озвучание, и продолжала руководить процессом еще дня три из роддома, а потом быстро выписалась и пошла на работу. На перезаписи уже сидела в студии на «Мосфильме».
С.Р. Некоторые художники создание произведений приравнивают к рождению детей. А вы?В.Г.Г.Да нет. Такое ощущение, может, имело место, когда я студенткой-идеалисткой была. Тогда я именно так и относилась к искусству. Потом перестала, когда поняла, что это за работа, какой большой технический момент в ней присутствует. Все-таки кино, съемки для меня работа, а не какие-то идеалистические сентенции. Как раз сейчас читаю Юрия Германа, и у него главный герой, хирург Владимир Устименко, презирал пошлость, смеялся над фразами: «добрые, умные руки хирурга», «он играет, словно на фортепьяно» и тому подобное. То есть в первую очередь работа, кино − это ремесло.
С.Р.Валерия, вы сразу после родов стали вегетарианкой, с чем это связано?В.Г.Г.Я стала вегетарианкой, потому что уже пора было ею стать.
С.Р. А врачи не говорили, что вегетарианство вредно во время кормления?В.Г.Г. Да нет, ничего не говорили. И все нормально было. Думаю, вегетарианство − это не препятствие для кормления молоком. Я знаю вегетарианцев, которые и зачали детей, будучи такими, и кормили, и растят их вегетарианцами. У меня в одном проекте девочка маленькая снимается, так вот у них вся семья вегетарианцы, и она сама тоже.
С.Р.А Октавия ест мясо?В.Г.Г. Да. Но, если станет вегетарианкой, я не буду переживать.
С.Р. Вы девочку хотели или мальчика?В.Г.Г.Девочку. Девочка мне ближе. Мальчика сложно одной воспитывать, мальчика вообще сложно воспитывать. Девочку достаточно воспитывать в сознании, что она − классная. Просто классная девчонка! А для воспитания мальчика нужны определенные усилия, и без отца, я думаю, в десять раз больше усилий.
С.Р. Думаете, какова у человека доля врожденных качеств и воспитания?В.Г.Г.50 на 50. И переделывать в человеке, думаю, ничего не надо, можно поставить определенные моральные рамки.
С.Р.И как это происходит с Октавией?В.Г.Г.Ей трудно ставить рамки. Вот у нее сейчас как раз такой период, когда мы стараемся это делать. Но не всегда получается. Непонятно, как сейчас с ней себя вести. Я думаю, она много взяла от меня, много взяла от мира… Она очень внимательно все слушает, замечает и перерабатывает в себе. И порой очень сложно найти с ней точку взаимопонимания. Я стараюсь не перейти какую-то грань жесткости.
С.Р.А вы больше жесткая мама или мягкая?В.Г.Г. Я ни жесткая, ни мягкая, я – сдавшаяся. Я ее крестить хочу, может, легче будет. Она иногда заявления делает своеобразные. Например: «Я буду сама по себе». Индивидуальность, может, свою таким образом формирует, ищет себя, не знаю… Трудно понять душу, которая еще сама себя выразить словами не может.
С.Р. Bас не огорчает, что из-за работы для Октавии у вас меньше времени остается?В.Г.Г.Нет, я люблю свою работу. Я не разрываюсь между дочерью и работой. Я не фанатично к этому отношусь, это не мое суперпризвание − рожать детей. Объективно это не мое. Поэтому что с этим флиртовать и заигрывать?
С.Р. Работа и ребенок – для вас однозначные понятия?В.Г.Г.Это все равно что спрашивать, кого ты больше любишь − маму или папу.
С.Р.У вас никогда не возникают споры с родителями о воспитании Октавии?В.Г.Г.Я доверяю им, мы живем все вместе. Мама очень много книг прочла по этому поводу, она готовилась к появлению Октавии основательно и серьезно, изучила новые современные системы воспитания. Ребенку надо очень много времени уделять, а я не могу этого делать. Невозможно одновременно снимать кино и уделять ей время. Конечно, стараюсь дочь с собой на работу брать. Она смотрит там видео на плейбэке, но у меня же такие фильмы… Смотрит, как там люди целуются. Хотя мы от нее ничего не скрываем. И что от нее скроешь! Она все прекрасно понимает. Дети вообще все знают и понимают. Да и скрывать нечего – вот этот мир, и ты в нем живешь. Она посмотрела это видео на работе, какие-то выводы сделала. Все равно же понимает все по-своему. Вчера говорит: «Бабушка, я только за тебя замуж выйду, когда вырасту». Бабушка отвечает, что нет, замуж выходят за парня, которого любят. Октавия говорит: нет, мол, а я за тебя, бабуль, выйду, и все сошью тебе, и суп приготовлю, я же добрая, правда? А просто вчера же ей книжку читали про Белоснежку, и Октавия все спрашивала, добрая ли она и почему мы ее иногда злой называем. Мы объясняем, что иногда она себя так ведет, поэтому и называем. Стали разубеждать: нет, ты, Октавия, очень добрая, ты же кормишь птиц, ты о нас заботишься… Особых конфликтов у нас нет, просто она очень гордая девочка, и наказывать ее бесполезно. Когда ей надо, она послушная, а когда не надо… Октавия может прийти с прогулки, встать в дверях и сказать: «Так, чтобы завтра на моей детской площадке никого не было!»
С.Р.И как вы реагируете?В.Г.Г. Никак. Ну а что мне на это сказать? Если я еще буду реагировать, все разовьется в какое-то диктаторство бесконечное. Или требует: «Ну-ка быстро поставь мне мультик!» Я говорю, что с мамой в таком приказном тоне не надо разговаривать и вообще с людьми, которые старше, так не общаются. «Нет, я – самая старшая!» − говорит. Ухожу на работу, говорю: «Пока!» − «Нет, не пока!» − слышу в ответ. Детям вообще свойственно подсасывать немножко энергию, а для этого они провоцируют. Им нужно гипервнимание не только тогда, когда ты их обнимаешь или играешь с ними, а внимание в такой вот активной форме. И ждут от тебя реакции. Октавия провоцирует и произнося неприличное слово. Скажет − и смотрит на нас с бабушкой, прекрасно осознавая, что сказала. Мы молчим, потому что знаем: тут поможет только отсутствие любой реакции.
С.Р. Bы такой же были в ее возрасте?В.Г.Г.Нет, я такой точно не была. В наше время с родителями так не общались. В наше время была совсем другая система воспитания, мир был другой, родители другие. Я специально спрашивала у своих знакомых ровесников, мог бы кто-нибудь из них сказать родителям грубое, неприличное слово, и все ответили, что, конечно, нет. Просто отлетели бы в угол, да и все. А сейчас дети общаются так между собой и со взрослыми, в легкую.
С.Р.Что же делать в таких обстоятельствах, как воспитывать?В.Г.Г.Только личным примером, потому что детям обязательно нужен авторитет, кумир, они всегда на кого-то равняются. Я не видела детей, которые ни на кого бы не равнялись, если они не аутисты, конечно. Вот сейчас и в песенках, и в рекламе культ мамы: «Моя мама – лучшая, мама – первое слово» − и это хорошо. И я вижу, как это влияет на Октавию. Она просит косметику, ей обязательно нужно ногти накрасить, и иногда в черный цвет, как у меня. Но что-то она берет от меня, а что-то нет. Например, я спрашивала у дочери, хочет ли татуировки, как у меня, она сказала, что нет, не хочет. И никакой дидактики, по-моему, не нужно. Характер у Октавии гораздо сложнее, чем у меня. Но, по-моему, она интересная личность. Она уже в три с половиной года как-то заявила, что «у нее депрессия и от чего – она не знает, поэтому она будет сама по себе». Мне кажется, это она под меня косит, хотя я перед ней и не афиширую свое состояние депрессии, нормальное, впрочем, для художника.
С.Р. Наверное, дети, если чего не знают, так чувствуют.В.Г.Г.Детям вообще свойственно чувствовать даже предыдущую память поколений. Говорят, что, если у детей до пяти лет спросить, кем они были до этого рождения, они расскажут, потому что помнят. Я об этом спрашиваю у всех детей. Вот Октавия сказала, что она еще не была тут. А один мальчик из детского сада ответил, что был зай-чиком в лесу, за ним бегал волк и съел его.
С.Р.Октавия ходит в детский сад?В.Г.Г.Сначала в Монтессори ходила, затем в обычный. Сначала водили в коммерческий, но поняли, что и там, и в районном одно и то же. Занимается танцами, ходит на занятия по кубикам Зайцева, учится читать. Ходила на английский, но забрали, решили, что рано, думаю, скоро продолжим. И на музыку, на фортепьяно отдадим. Нельзя же ребенку ничем не заниматься! У него тогда и выбирать не из чего будет. И потом, я знаю многих выросших детей, которые упрекали родителей, что те не заставляли их куда-то ходить, чем-то заниматься.
С.Р.Как проводите время с ней вдвоем?В.Г.Г.Мы играем в ее любимые игры, мозаики собираем. Я рисую − и она со мной садится рисовать. Ей очень нравится вместе со мной собаку красить, мыть, брить ей морду. У нас сейчас две собаки: овчарка Кальман и китайская хохлатая Моня. И, когда Октавия стала требовать, чтобы ей свою, личную собаку купили, мы напомнили, что у нас и так две. Так мы разделились: она себе взяла Кальмана, а мне оставила Моню. Но с Кальманом ей, конечно, проще, потому что он старше Мони и огромный. Точнее, скорее ему легче, потому что для маленькой собаки ребенок опасен. А все вместе, с папой, мамой, моей сестрой и ее трехлетним сыном, мы любим ездить на аттракционы в «Филион».
С.Р.Октавия не просит себе брата или сестричку?В.Г.Г.Просит, конечно. Вместо кукол просит живого: «Хочу настоящего малыша», – и все тут!
С.Р. А вы бы хотели еще одного?В.Г.Г.Конечно. Я не против, чтобы размножаться. Но кого конкретно хочу, пока не знаю. Может быть, девочку еще… Знаете, вообще очень трудно рассуждать о детях просто так, абстрактно. Надо дождаться человека, который тоже захочет того же, что и ты, и уж потом хотеть чего-то конкретного.