Двадцать два года спустя пережила штурм «Норд-Оста»

С 23 по 26 октября 2002 года те, кто пострадал при захвате театра на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост», запомнят эти даты навсегда. По официальной информации, погибло 130 человек (по неофициальным данным — 174).

В числе погибших — директор «Общественного калининградского радио» Максим Михайлов, которому в этом году исполнился бы 56 лет. Мужчина был на мюзикле с супругой Аленой, которая недавно дала интервью изданию «Фонтанка» и рассказала, что такие трагедии не забываются никогда — даже через 20 лет, и не проходят для здоровья бесследно.

Перед штурмом Алена с мужем сожалели о том, что не взяли сына.

23 октября 2002 года Алена с мужем приехали в Москву из Калининграда и решили посмотреть мюзикл Георгия Васильева и Алексея Иващенко «Норд-Ост». Супруги оставили своего девятилетнего сына в гостинице, а годовалого ребенка остался с родителями пары в родном городе.

В первом акте Алена пожалела о том, что не взяла сына — представление ей так понравилось. Но уже во втором акте, когда в зал ворвались террористы, супруги Михайловы поняли: не брать ребенка с собой — было лучшим решением в их жизни. Максим стал одним из тех, кто не проснулся после действия усыпляющего газа, который силовики применили, чтобы захватить чеченских боевиков, 58 часов державших в заложниках 912 человек.

После применения газа и пережитого стресса Алена почти ничего не помнит о днях происшествия.

Придя в себя в больнице, поняла о потере памяти. Знала имя свое и мужа, что у нас двое детей, живу в Калининграде, но память была очень короткая. Врач задавала вопросы, я отвечала, потом выходила. Через 5 минут снова заходила — и я опять здоровалась, заново знакомилась.

Проблемы с памятью остались, но теперь они не столь острые, как в первые годы после «Норд-Оста». К ним приспособилась так, что это не мешает моей жизни.

Все это, разумеется, отразилось на здоровье (появились сосудистые проблемы почти сразу, затем начались проблемы с почками). Предполагаю, что это следствие того, что я не долечилась в Москве, где возможности все-таки лучше, чем у нас в городе.

После гибели мужа во время штурма театра на Дубровке Алена воспитывала двоих детей в одиночку. Заботы о собственном здоровье отошли на второй план. Вдобавок Алене пришлось заниматься похоронами супруга.
Когда Михайловы планировали вечер, посвященный просмотру мюзикла, они не подозревали, что это будет их последний вечер вместе.

Нельзя было жить в скорби, ведь рядом были дети.

Полтора месяца спустя после трагедии старший сын отмечал день рождения. Алене пришлось организовать праздник, хотя она все ещё находилась в состоянии горя. Впрочем, женщина осознала, что дети не были виновны в случившемся и необходимо двигаться дальше.

Не имела права оставаться в печали, ведь рядом были дети. У старшего сына в декабре день рождения, и я понимала: должна организовать праздник, улыбаться гостям. Если у пережившего беду ребенка еще и это отнять, получится второй раз его наказать.

Алена подтвердила получение компенсации. Первая значительная выплата была от правительства Москвы, затем материальную помощь оказывали регионы, где родом погибшие и пострадавшие. В Калининграде, откуда родом Алена с мужем, ей выплатили компенсацию, но по размеру она существенно отличалась от московской. «Местные бюджеты сильно отличаются», — говорит женщина.

Когда дело касается только моей жизни, то предпочла бы покинуть помещение.

Алена рассказала, что боль спустя 22 года не забыта, страх от пережитого оставил неизгладимый след в психике. Долгое время женщина не могла посещать торговые центры и людные места. Мюзикл «Норд-Ост» Михайлова посмотрела только спустя 11 лет после трагедии. Через 3 года Алена снова побывала в театре на Дубровке в качестве психотерапии. Пострадавшая при штурме восстановила для себя некоторые забытые события, проработала глубинные страхи, но больше не приезжала в Москву. Несмотря на путешествия по России, в столицу ей категорически не хочется ехать — до сих пор есть внутренний ступор.

Я всё ещё сижу в том зале на Дубровке. Выбраться из него очень сложно. Я давно знаю, что отношусь к людям, которым нужно действовать. Провести запертой 58 часов — для меня пытка. Кое-как я пыталась чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума. Уговорила террористов отпустить за одеждой — в зале было холодно, старалась много разговаривать — так мне было легче.

Часто задаюсь вопросом: смогла бы я сегодня провести ещё 58 часов в том же месте? Если бы речь шла только о моей жизни, то сразу же попыталась бы уйти. Только если от моего решения зависело бы спасение мужа, других заложников, я вернулась бы туда и просидела все 58 часов. Не для себя, а ради него — чтобы выжил, ради его сына — потерявшего отца год назад, ради его родителей.